КОНЕЦ
ИГОРЮ БЕЗ
ПОМОЩИ
МАГИИ
Ему
снилось,
что он
занимался
любовью с
красивым
зеленоглазым
парнем.
Этого
парня
потом
сменил
Джокер. А
после
этого
настала
очередь Ю-Ноля.
Но они не
успели еще
ничего
сделать,
как Пигорь
проснулся
из-за того,
что его кто-то
тряс.
-
Вставай! Эй,
не спи!
Просыпайся.
Пигорь
открыл
сонные
глаза,
увидел Ю-Ноля
и, находясь
еще во
власти
грез,
попытался
обнять
живого Ю-Ноля.
- Фи, -
сказал Ю-Ноль
и
оттолкнул
Пигоря. Тот
постепенно
раскачался
и понял, что
уже не спит.
- Ты
мне не смей
такие сны
смотреть!
Тебе даже
присниться
про меня
такое не
должно! Как
у тебя
наглости
хватает?! -
возмущался
Ю-Ноль.
- А
откуда ты
знаешь, что
мне
снилось?
Мне, кстати,
ты не
снился.
- Ой,
да что ты
говоришь, -
равнодушно
сказал Ю-Ноль.
- Раз не
снился,
значит
больше не
приснюсь.
- Ю-Ноль,
а не мог бы
ты
объяснить
мне, как вы
вылезаете
из зеркала?
И как я смог
туда
пройти?.. -
вдруг с
интересом
спросил
Пигорь. -
Ведь это же
нереально!!
- Ой,
знаешь, -
замялся Ю-Ноль,
- это все
реально,
только
очень
сложно для
твоей
головы. Ты
ведь
таперича
глупый, - и Ю-Ноль
заржал.
-
Это еще
почему же? -
обиделся
Пигоряша.
- Да
ты у
Джокера
спроси,
зачем ему
твой разум
нужен,
куриный... Ха-ха!
Пигорь
еще
сильнее
обиделся и
отвернулся.
- Да,
а щас
придет
снова
Джокер. И ты
совсем
отупеешь, -
вдруг
задумчиво
проговорил
Ю-Ноль. - Если
хочешь,
можешь
попрощаться
со SUZом, пока
что-то еще
смыслишь.
Пигорь
гордо
отклонил
предложение
(ну он дурак)
и спросил,
что же
будет с его
рэп-выступлениями.
Ю-Ноль
ответил,
что для
этого ума
не надо, и
если
гопники
заметят,
что он
совсем ни
бум-бум,
тогда
другое
дело. Но они
и сами не
лучше,
поэтому
попробовать
стоит.
После этих
слов Ю-Ноль,
не
прощаясь,
исчез.
Пигорь
принялся
ждать
Джокера. А
что ему еще
оставалось?..
Через
полчаса
Пигорь
почувствовал,
что кто-то
находится
в кухне. Он
отправился
туда. На
кухонном
столе, едва
умещаясь,
сидела
огромная
Шея Пигоря (не
моя, и не
твоя, новая),
а вовсе не
Джокер.
- О,
Пигорь,
здравствуй,
- хрипло
пробасила
Шея. -
Поздоровайся
со мной: в
губки!
Пигорь
взглянул
на то, что
Шея
назвала
губками и
поморщился.
Шея
захохотала
низким
голосом. На
этот голос
отозвался
кто-то
тихим,
тоненьким
смешочком,
доносившимся
с
холодильника.
Там сидела
крошечная
Шея Пигоря.
- Eat me! -
пропищала
она и
заржала.
- Eat me! -
проревела
Огромная
Шея Пигоря
голосом Sodomа.
-
Очень
смешно, -
высокомерно
произнес
Пигорь,
развернулся
и вышел из
кухни.
Огромная
Шея, кряхтя,
слезла со
стола и,
протискиваясь
едва между
стенами,
направилась
следом. В
комнате
Пигорь
увидел, что
весь пол
завален
чем-то
мохнатым и
черным. При
его
появлении
мохнатое и
черное
зашевелилось
и стало
парами
взлетать.
Это были
огромные
Брови
Пигоря...
Потом там
что-то еще
появлялось,
летало,
кричало,
ржало. И
Пигорь
терял
последний
рассудок.
Наконец,
появился
Джокер.
Последним
проблеском
сознания
Пигорь
узнал
Джокера,
застонал и
кинулся к
нему. Но
вдруг
остановился
и стал
совершенно
невменяемым.
Джокер,
проверяя
свою
работу,
осматривал
Пигоря и
задавал
ему
вопросы.
Пигорь в
ответ
только
мычал,
бурчал или
хихикал.
- По-моему,
ты
перестарался,
друг, -
донесся до
Джокера Ю-Нолевский
голос, в
котором
сквозила
нотка
жалости (он
ведь очень
хороший
- Ю-Ноль!..). Но
Джокер
жалости не
испытывал.
- Он
не сошел с
ума, а
совсем
лишился
его, -
продолжал
Ю-Ноль. - Ты
не сможешь
больше
ничего
сделать,
чтобы
вернуть
ему хоть
часть
былой
сображаловки?
- Я
не хочу
этого
делать, -
отверг
предложение
Джокер. -
Может,
когда-нибудь
со
временем, я
верну ему
весь его
разум.
Правда,
тогда это
будет уже
поздно, но
так и
задумано.
Ю-Ноль
с Джокером
еще какое-то
время
наблюдали
за мычащим
Пигорем: в
глазах его
не было
мысли,
взгляд был,
как у
животного,
а может и
более
пустой. А
потом Ю-Ноль
и Джокер
скрылись
за стеклом
зеркала,
надолго
оставив
эту
квартиру, и
ее жильца, и
его
родителей
прозябать
в таком
ужасном
положении.
Игорю
пришел
конец. И
даже на рэп-певца
он больше
не тянул...
ТРАГЕДИЯ
А в
этом время
с Челконом
происходили
следующие
трагические
события.
Через
несколько
дней его
пребывания
в трубе
музыканты
прогнали
его, так как
кто-то
поставил
рядом с
Олби
вторую
коробку, и
все стали
кидать
деньги
исключительно
ему. Да еще
Лямбда
привязался
к Олби,
чтобы тот
переложил
на музыку
отрывок из
его поэмы и
спел его в
трубе.
Челкон
отказался,
и Лямбда
долго
донимал
его, пока
тот не
прекратил
поездки в
трубу. Но
Лямбда не
отставал
от Олби. Он
каждый
день по
нескольку
раз звонил
ему,
подкарауливал
у подъезда
и все
зачитывал
и
зачитывал
поэму. Она,
кстати,
подходила
к концу, и
Лямбда
знал, что
закончит
ее
следующими
словами:
"Я
забыл, кто
сам я есть,
Но
любви во
мне не
счесть.
Угадай,
какой
длины
То,
что трет
мои штаны?..
Хвостик
свой я
распущу
И
на ветер
запущу.
Взвейтесь,
волосы мои!
Пусть
везде идут
бои,
Хвост
мой будет
словно
флаг!
Я
стихи
закончу
так".
Он
все время
перечитывал
и
радовался,
как у него
это
здорово
вышло. И
когда,
наконец,
Лямбда
закончил
свое
произведение,
переписал
аккуратно (а
надо
сказать,
что
переписывать
пришлось
очень
долго,
настолько
велика
была поэма),
и даже
сделал
обложку, а
потом еще и
уничтожил
черновики,
чтобы они
не
напоминали
ему о
творческих
муках, то он
позвал
Челкона на
небольшой
пикничок,
отметить
поэму. А так
как для
Челкона
представлялось
это все
лишь
хорошей
попойкой (после
которой
эту поэму
хоть в
задницу
всунь, ему
было бы уже
все равно),
то он
согласился
идти на
пикник.
На
пикничке,
который
друзья
устроили
возле Яузы,
они
разожгли
костер,
разложили
бутылки и
закуску, и у
Олби уже
рука
потянулась
к одной из
бутылок,
чтобы
вскрыть ее,
как Лямбда
произнес:
-
Подожди.
Сейчас я
прочту
тебе свое
творение
до конца, и
мы обмоем
его! - С этими
словами
Лямбда
собрал
бутылки в
одно место,
загородил
собой к ним
путь и
начал
читать.
Челкон
взвыл,
кинулся к
Лямбде,
отнял
книжку,
разодрал в
клочья и
кинул в
огонь, и
стал
мешать его
палкой.
Лямбда
заревел и,
обжигая
руки,
попытался
спасти
поэму, но
Олби его
отталкивал,
и жадное
пламя
вскоре
сожрало
листки,
исписанные
старательной
рукой
Лямбды.
И
когда
Лямбда
увидел
столь
бесславную
гибель его
многодневного
труда, он
потерял
человеческий
облик,
схватил с
земли нож,
которым
они резали
закуску, и
набросился
на Олби. Его
действия
были точны,
и через
несколько
секунд
Челкон
лежал
около
костра с
ножом в
сердце. Его
красивые
глаза были
раскрыты и
смотрели в
никуда. А на
лице
застыло
выражение
"Пигорь-Пирим-Пиригорь".
Лямбда
вдруг
опомнился.
Он
бросился к
Олби, звал
его, тряс
его, но не
смог
добудиться
- он убил его.
Дрожащей
рукой
Лямбда
закрыл
Челкону
глаза,
встал и
взглянул
на небо. Был
вечер, небо
было
совсем
темное,
синее.
Прямо над
головой
Лямбды
находилась
Луна,
похожая на
Черменеву.
Луна с
укором
взирала на
убийцу со
своей
недосягаемой
высоты.
Лямбда
нажрался.
Он выпил
все, что они
принесли, и
в
невменяемом
состоянии
бросился в
Яузу. Так
окончилась
жизнь двух
друзей.
Специфических
таких.
Я
пишу не
детектив,
поэтому
насчет
трупов я
распространяться
не буду. Как
их там
искали, кто
в этом
участвовал...
Это совсем
не важно.
Единственное,
что могу
сказать,
так это то,
что тела не
нашли. Я и
сама не
знаю, куда
они делись.
Может быть,
если у них
было что-то
типа
проксаксизма,
то они
попали
именно
туда. Но
гадать я не
буду.
Во
время
поминок,
справляемых
Лехой,
Марей и
Кирпичом у
него дома,
Леха с
Марей
зашли в
ванную и
долго не
возвращались.
Кирпич
заподозрил
неладное (кому
охота
иметь
голубых
друзей?) и
пошел туда.
Но там
никого не
было, как и
во всей
квартире. Я
же вам
объясню,
что в
ванной у
Кирпича
висело
большое
зеркало,
которое
приняло в
себя Леху и
Марю. Они
скрылись
за
зеркальной
гладью от
всей этой
бодяги и
проблем. С
исчезновением
Лямбды и
Челкона
жизнь у
продиков
стала
грустной,
мрачной.
Леха с
Марей
пошли
искать
спасение
там, где это
было
возможно - в
проксаксизме.
А Кирпич, на
которого
свалилась
еще и эта
пропажа,
стал
медленно
съезжать...
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
А в
проксаксизме
устроили
очередной
праздник.
Он был
посвящен
веселому
событию,
связанному
с
сумасшествием
Пигоря.
Как
был
устроен и
оформлен
этот
праздник, я
описывать
не буду. Он
был, как
всегда,
прикольный.
И даже Леха
с Марей
оттянулись
здесь
после
гибели
двух из
продиков.
То
и дело кто-нибудь
из
присутствующих
подбегал к
внутренней
стороне
Пигорьского
зеркала и
сквозь
стекло
наблюдал,
как ведет
себя
Пигорь. Тот
по-прежнему
еще был
дома один.
Иногда он
подходил к
двери и
осторожно
трогал
пальцем
замок,
потом что-то
мычал и
отходил.
Когда
звонил
телефон,
Пигорь в
ужасе
метался по
комнатам,
не зная
куда
деться от
трезвона.
Но потом он
привык.
Посетители
проксаксизма
просто
укатывались,
глядя на
Пигоря.
Иногда кто-нибудь
тихо
влезал к
нему в
квартиру и
подкладывал
на видное
место еду (гуманность).
Пигорь
долго
разглядывал
пищу, нюхал,
трогал
руками,
совал в рот
и, наконец,
съедал. Ю-Нолю
было
чуточку
его жалко,
но S, Z и Тире
особенно
жутко
радовались
виду
Пигоря.
Хотя жалко,
что он
совсем
отупел... Вот
если бы он
отупел, но
при этом
сознавал,
что с
разумом у
него плохо,
и жалел об
этом, то
было бы
лучше... Но
Джокер
освободил
Пигоряшу
от
подобных
страданий.
В этом
может есть
и его
своеобразная
гуманность
(ха-ха!). А
лицо
Дениса
впоследствии
вы,
наверное,
тоже
представляете...
Так
вот,
вернемся к
празднику.
За столом Ю-Ноль
произнес
речь, я не
буду,
естественно,
ее
приводить
здесь, это
непередаваемо...
А затем все
поочередно
поднимали
бокалы и
говорили
тосты. Маря
сказал
такой:
-
Чтобы Олби
вернулся! - и
залпом
выпил вино.
Его никто
не
поддержал.
А Леха
выпил (тоже
один) за то,
чтобы два
погибших
продика
оставались
навечно в
сердцах
всех
присутствующих.
S аж
поперхнулась,
и Z тоже
закашлялся...
Но в
основном
все пили за
проксаксизм
и за
Пигоря,
который в
это время
отколупывал
обои от
стенки. Об
этом
сообщил
Джокер,
вернувшийся
с
наблюдения.
И тогда все
хором
сказали
снова:
- За
Пигоря! -
осушили
бокалы,
заржали, и
мысли о
Пигоряше
надолго
ушли из их
проксаксизской
жизни.
А
Кирпич
окончательно
свихнулся
через
несколько
дней.
КОНЕЦ
Июль
- 25 августа 1994
года.
|