*
* *
Проксаксизики
сидели в
шалаше. Им
было
скучновато,
потому что
не
происходило
ничего
интересного
и
специфического.
Не
происходило
это, в
принципе,
по их вине,
так как они
никак не
могли
согласовать
свои
действия,
собраться
вместе и
начать что-то
новое. Они
разбрелись
по своим
делам, и
хотя
каждый из
них хотел
новых
событий,
все
ленились
взять на
себя
инициативу,
чтобы
организовать
остальных.
Все втайне
надеялись,
что этим
займется Ю-Ноль.
Тем более
приближался
его
королевский
день
рождения,
четвертый
по счету.
Ну
а Ю-Ноль
думал
совсем по-другому.
Ему было не
трудно
организовать
всех на
приключение,
но
хотелось,
чтобы хоть
кто-нибудь
тоже об
этом
подумал. "Все-таки
у меня день
рождения, а
не у них, -
справедливо
решил Ю-Ноль.
- Мне
хочется
подарочек".
Он знал, что
после
этого
праздника
должно
обязательно
произойти
что-то
проксаксизское
- так было
всегда. И
было ли это
подарком Ю-Нолю,
или
сюрпризом
с его
стороны,
этого
никто не
знал, даже
он сам. Это
просто
случалось.
Но
хотелось
чего-то еще.
"Привлекли
бы к нам
кого-нибудь
еще, что ли", -
размышлял
король. Его
мысли
прервал
Зэд:
-
Ю-Ноль, ты
знаешь, что
снова
перекрыли
трамвайные
пути?
-
Нет, а что
такое?
-
О! Это
значит, что
теперь
опять
курсируют
автобусы
номер "ноль"!
- объяснила
Эс.
-
Да ну? -
обрадовался
Ю-Ноль. -
Памятное
событие, ха-ха!
-
Еще бы, -
поддакнул
Джокер. - Это
один из них
раскрыл
перед
тобой
дверь сюда!
-
Ну, это не
совсем так, -
удивленно
произнес Ю-Ноль,
вопросительно
посмотрев
на Джокера. -
Как ты мог
забыть? Мне
даже
обидно!
-
Да его еще
не было, -
заржал Зэд.
-
Я не понял
что-то, -
протянул
Джокер. -
Разве не
нулевой
автобус
тебя сбил?
-
Меня сбил "жигуленок",
вот так-то!
Но вообще-то,
сбил
потому, что
я бежал как
раз, чтобы
успеть на
нулевой
автобус.
Так что в
чем-то ты
прав, -
ехидным
голосом
сказал Ю-Ноль.
- Но все же,
не знать
такого! Как
ты мог?..
Джокер
сидел,
насупившись
и глядя
куда-то в
сторону.
-
Я знал, но я
забыл, -
наконец
произнес
он угрюмо.
-
Да ладно, ты
не
обижайся! -
засмеялся
Ю-Ноль. -
Самое
главное,
что сбили!
-
Слушай, -
произнес
Зеленая
Любовь, не
принимавший
до той поры
участия в
разговоре, -
а ты
никогда не
жалел об
этом?
-
Ну, ничего
себе
вопросик! -
возмутился
Ю-Ноль. - А ты
бы жалел,
интересненько,
на моем
месте? Или
ты не
знаешь что
было до
того?
-
Да нет, я
знаю, -
смутился
Зеленая
Любовь. - Я бы
не жалел,
конечно.
Наши с
тобой
истории
становления
все-таки
подобны.
-
Только вот
предыстории
слишком
разные, -
задумчиво
протянул Ю-Ноль.
- Коренным
образом.
-
Ну, да, -
согласился
Зеленая
Любовь. - И я
ведь тоже
не жалею.
Хотя у меня
все было
иначе, я
знаю, что вы
все об этом
слышали. Вы
были в
комнате NEW
как раз в
нужное
время. Так
вот, я бы не
хотел
вернуться.
Здесь так... Я
не могу это
описать...
-
Да мы уж
знаем, как, -
вкатился SUZ.
-
Между
прочим,
Тирэ так до
сих пор и не
знает
ничего,
потому что
она не
соизволила
послушать
вместе с
нами. Она
даже в NEW не
удосужилась
зайти! -
вставил Ю-Ноль,
с упреком
глядя на
Тирэ.
-
А мне не
надо, -
огрызнулась
Тирэ. - Вот
еще!..
-
А, кстати, я
все
забываю
спросить, -
обратилась
Эс к
Зеленой
Любви. - У
тебя что,
прошло
собственничество
на ВЛ?
Зеленая
Любовь
совсем не
ожидал
этого
вопроса,
который
надо было
бы задать,
по крайней
мере, еще
полтора
года назад.
А может
быть и
больше.
-
Поздновато
что-то ты
спросила, -
собираясь
с мыслями,
сказал ЗЛ. - Я
уже и не
помню,
когда это
произошло.
Вернее,
прошло... Но я
еще хотел
спросить, Ю-Ноль,
ты не жалел
с самого
начала?
Ведь я не
знаю, как
здесь было
тогда. Я
пришел
только
через год,
даже позже.
До меня
лично не
сразу все
дошло, как
да что.
-
Я здесь бог,
ЗЛ. Что я еще
могу
сказать? Я
осознал
все в
первую
минуту. Я
принял
проксаксизм
в себя, а он
меня - в себя.
Я есть все.
-
А давайте
обсудим д/р
Ю-Ноля, -
вдруг
предложила
Тирэ. -
Должно что-то
быть! Вы
помните,
каким
шикарным
было его
двухлетие?
-
М-м,
крепчайший
СЪЮЗ, -
мечтательно
протянул Ю-Ноль.
- А в прошлом
году - дикий
проксаксизм.
Проксаксизики
предались
воспоминаниям.
Каждое
новое
оживленное
в памяти
событие
подтверждало
непреложную
проксаксизскую
истину "Чем
хуже, тем
лучше".
*
* *
Ю-Ноль
сидел в
полном
одиночестве
в
проксаксизской
кухне и,
подперев
рукой
подбородок,
задумчиво
смотрел в
одну точку.
Был
понедельник
и Ю-Ноль
скучал.
Сначала он
пытался
развеселить
сам себя,
бесился,
бегал по
комнатам.
Но они были
по-понедельниковски
нудные и, в
принципе,
запертые,
хотя это и
не
являлось
проблемой
для юного
короля
проксаксизма.
Можно
было бы
найти Тирэ,
но
общаться в
этот день с
ней Ю-Ноль
не любил,
так как она
становилась
скучнее,
чем все
остальное
в целом.
Тирэ или
грызла
семечки,
одновременно
читая
журнал,
причем
преимущественно
в комнате
ШИЗЕЛОВКА,
или просто
слонялась
без дела по
лабиринтам,
пытаясь
наконец в
них
разобраться.
К концу дня
она обычно
уже
неплохо
ориентировалась
в
запутанных
коридорах
проксаксизма,
но как
только
наступал
вторник,
все знания,
приобретенные
накануне,
исчезали у
нее из
головы, и
Тирэ снова
плутала,
жаловалась
и в конце
концов
ломилась
через
стену, если
надо было
куда-нибудь
попасть.
При
желании Ю-Ноль
мог бы
отыскать
Зеленую
Любовь, но и
с ним
проводить
время в
понедельник
ему не
хотелось.
Разговоры
между Ю-Нолем
и ЗЛ обычно
касались
лишь каких-либо
дел, и о
приятном
времяпрепровождении
в такой
компании
говорить
не
приходилось.
Вообще-то Ю-Нолю
везде было
хорошо, но
иногда
ведь
хочется,
чтобы и
тебя
самого
развлекали,
не так ли?
Больше
никого не
было,
поэтому Ю-Ноль
и сидел
совсем
один на
кухне и
думал. У
него в
данный
момент
было
странное
настроение,
какие-то
печальные
размышления,
воспоминания.
Такие вещи
случались
с ним
крайне
редко, он
называл
это
наплывом
сентиментальности.
В
памяти Ю-Ноля
всплывали
какие-то
отдельные
эпизоды из
прошлого,
события,
происшедшие
задолго до
появления
его в
проксаксизме.
Они были не
связаны
между
собой, как
случайно
выпавшие
странички
из длинной
книги, но
каждое из
них
заключало
в себе
страдания
или грусть.
Сначала
вспомнились
его первые
школьные
годы. Он
закрыл
глаза и
происшедшее
представилось
настолько
ясно, что
ему
показалось,
что он
снова там.
*
* *
Он
рос
одаренным
ребенком,
не то, что бы
вундеркиндом,
но очень
способным
и
отличающимся
в этом от
многих
своих
сверстников.
Я не буду
описывать
здесь его
способности,
это не
столь
важно. Могу
сказать
только, что
он
развивался
умственно
и морально
гораздо
быстрее
своих
одноклассников,
и, наверное,
ему стоило
бы вместо
первого
идти сразу
в класс
этак
четвертый.
Но он
учился
наравне со
всеми, и
постепенно
его
способности
перестали
проявляться
так ярко,
как раньше.
Он, конечно,
все равно
отличался
от других,
но на
первый
взгляд это
уже было не
заметно.
Родители
до поры, до
времени
уделяли
огромное
внимание
развитию
способностей
сына, но
затем
передали
его в руки
школы и
перестали
им
заниматься.
Затем
последовал
их развод, и
сыночек,
которого
первое
время они
никак не
могли
поделить
между
собой, в
конце
концов
оказался
заброшен.
Мать, с
которой он
остался,
уходила из
дома рано и
приходила
очень
поздно, и
ему
приходилось
заботиться
о себе
самому. А
когда он
учился уже
в девятом
классе, она
уехала в
другой
город,
оставив
сыну
квартиру и
свободу,
которая
ему была не
нужна. Так
он остался
один. Не
знаю, что уж
там
случилось
в жизни его
матери,
почему она
бросила
сына и
больше
никогда не
давала о
себе знать.
Он не
задумывался
об этом,
потому что
не хотел об
этом
думать. Все
равно
ответить
на эти
вопросы он
бы не смог.
Он
постепенно
привык к
такой
жизни, хотя
не любил
одиночество.
Ему многие
завидовали,
не понимая,
что это не
оставленная
тебе
родителями
квартира
на неделю, а
полное
одиночество,
без
поддержки,
без
напоминаний
о себе.
Ну,
это я
забежала
вперед, а
хотелось
бы
остановиться
на его
детстве,
когда дома
еще все
было в
порядке, а в
школе он
пока
выделялся.
Дружить с
ним было
интересно,
так как
богатая
фантазия
позволяла
ему
придумывать
разнообразные
интересные
и
необычные
игры, а
организаторские
способности,
проявившиеся
еще в
детстве,
давали
возможность
сплотить
вокруг
себя много
сверстников.
С каждым
годом его
фантазия и
воображение
развивались,
но в то же
время
появилась
какая-то
отдаленность
от
остальных.
Он
резвился
вместе с
другими
мальчишками,
но иногда у
него
возникали
романтические
идеи,
которыми
он не мог
поделиться
ни с кем. Это
был
возраст
движения, а
ему все
чаще
хотелось
сидеть
подолгу с
книгой,
полуреальной,
полусказочной.
Он
пробовал
писать сам,
но пока еще
не мог
передать
свои мысли
на бумаге,
так как
когда он
начинал
что-то
писать, то
тут же
терял нить
повествования.
Приятели
стали
замечать
перемену,
произошедшую
в нем, и это
отталкивало
их. Им было
не
интересно
слушать
лирические
излияния
своего
друга, они
стали
избегать
его. Он
пытался
делать
шаги им
навстречу,
но
наталкивался
на их
равнодушие.
Им было
весело
играть и
без него, он
им был не
нужен. И их
нельзя за
это
осудить,
так как это
были
обычные
десятилетние
мальчишки.
И
тогда он
написал
сказку. Она
вышла из
под его
ручки
мгновенно,
одним
порывом
души,
коротенькая
и
таинственная.
Он передал
в ней свое
чувство,
отношение
к миру, а оно
было не
лишено
загадки и
фантазии.
Ложась в
тот
счастливый
для него
день спать,
он
перечитал
свою
сказку и
начал
плакать. Он
не мог
поверить,
что смог
такое
создать.
Засыпая, он
представлял,
как будет
читать
завтра в
классе эту
сказку, как
обратятся
к нему лица
его бывших
приятелей,
как она
понравится
им. Заснул
он с
улыбкой на
устах.
Хмурое
утро
рассеяло
его
надежды.
Еще по
дороге в
школу он
чувствовал,
что что-то
не так.
Войдя в
свой класс,
окинув
взглядом
лица
одноклассников,
он понял,
что его
сказка
никому
здесь не
нужна, что
ему
придется
сохранить
ее только
для себя.
Вытащив
из
портфеля
на уроке
тетрадку,
где была
его сказка,
он
пробежал
ее глазами
и засунул
под
учебник,
лежащий на
парте.
Возвращаясь
с
переменки,
не заходя
еще в класс,
он услышал
доносящийся
оттуда
глупый
смех ребят
и хиханьки
девчонок.
Что-то
кольнуло
его в
сердце, он
не стал
заходить в
класс, а
остановился
у двери.
Голос его
бывшего
приятеля
со
специально
дурашливой
интонацией
произносил
какие-то
фразы,
после
которых
периодически
раздавался
взрыв
смеха. С
бьющимся
сердцем он
прильнул
ухом к
дверной
щелке.
Читали его
сказку! Но
ведь она
была
совсем не
смешная!
Она была
печальная
и добрая.
Она
передавала
его
грустные
чувства,
она ведала
об
одиночестве,
о
непонимании,
и все это
было
окутано
волшебством,
которое
творил
одинокий
волшебник.
"Почему
они
смеются? - в
недоумении
спрашивал
он сам себя. -
Может быть,
они не
правильно
меня
поняли,
может, я
плохо все
передал?.."
Он вошел в
класс.
Наступила
пауза, а
затем
класс
снова
грохнул от
хохота.
-
Ой,
сказочник
явился! -
Бросив эту
реплику,
парень,
который
держал в
руках
заветную
тетрадку,
продолжил
чтение,
кривляясь
и
скоморошничая.
И
тут до него
наконец
дошло то,
что его
творение,
его
чувства
просто-напросто
обсмеивают.
Слезы
заблестели
в его
глазах, и он
кинулся к
обидчику
за
тетрадкой.
Но тот
подскочил,
взобрался
на стол,
встал и
продолжал
громко
читать. Он
все
порывался
отнять
свое
детище, но
другие
ребята его
оттащили и
усадили
рядом с
собой,
чтобы ему
пришлось
дослушать
это
издевательство.
Когда
чтение
прекратилось,
читавший
еще раз
засмеялся,
шутовски
поклонился,
и все
захлопали.
Потом он
закрыл
тетрадь и
медленно
разорвал
ее пополам,
следя за
реакцией
создателя.
Тот молча
исподлобья
смотрел на
своего
обидчика,
со слезами
на глазах,
но не делая
попыток
ему
помешать.
Прозвенел
звонок на
урок.
Парень
соскочил
со стола и,
подбежав к
окну,
выкинул в
него
обрывки
тетради. За
дверью
процокали
каблучки
учительницы.
Он
сорвался с
места,
смахнул в
портфель
со стола
свои вещи и
пулей
вылетел из
класса,
чуть не
сбив с ног
входящую
учительницу.
Выбежав на
улицу, он
подобрал
под окном
размокшие
в луже
клочки
тетрадки и,
обтерев их
о
внутреннюю
поверхность
школьного
пиджачка,
бережно
уложил в
портфель.
Домой он не
пошел, а
направился
на
автобусную
остановку.
Еще в то
время он
приобрел
привычку,
когда что-то
у него не
ладилось и
на сердце
была тоска,
кататься
на
автобусе
от
конечной
до
конечной.
Он сел в
первый
подошедший
автобус
справа у
окна и стал
смотреть в
него на
проносившиеся
мимо дома и
деревья.
Глаза его
были сухие,
а в душе
царил
пронизывающий
холод.
*
* *
Ю-Ноль
тряхнул
головой,
чтобы
отогнать
нахлынувший
на него
поток
воспоминаний,
не слишком
приятных,
чтобы
настолько
в них
погружаться,
как сделал
это он.
Событие,
которое Ю-Ноль
только что
мысленно
прокрутил
перед
глазами,
обрывалось
в памяти
как раз на
том, как он
ехал в
автобусе.
Что было
дальше, как
он
помирился
с
одноклассниками,
да и
помирился
ли вообще, и,
наконец, о
чем была
его сказка,
Ю-Ноль не
помнил. Как
не помнил и
своего
имени. Этот
вопрос
вообще
больше
всего
занимал Ю-Ноля
в течение
его
проксаксизского
царствования,
правда, он
его не
грузил, а
прикалывал.
-
Ну, надо же, -
сказал Ю-Ноль
сам себе. -
Хоть убей,
не помню. И
Зеленая
Любовь
тоже
своего не
помнит. "Допустим,
его звали
Сергей", -
передразнил
Ю-Ноль
голос из
комнаты NEW,
сообщивший
СЪЮЗу о ЗЛ. -
Предположим,
что нет. Ха-ха!
А может,
меня звали
Юра Нолев? -
пришло в
голову Ю-Нолю.
- Забавная
мысль, надо
обдумать. -
Но он знал,
что его
звали не
так. (А как, -
об этом не
узнает
никто и
никогда,
даже его
знакомые,
попавшие
вдруг
волей
судьбы в
проксаксизм,
сразу же
забудут то
имя. Но это
совсем не
важно, так
что нечего
ломать
голову, я и
сама не
понимаю,
что это на
меня нашло. -
Прим. авт.)
|